![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
И в заключение о фильме Тарковского "Солярис". По словам Н. Бондарчук, роман и фильм «разнятся в главном: Ст. Лем создал произведение о возможном контакте с космическим разумом, а Тарковский сделал фильм о Земле, о земном».
Я посмотрела фильм в восьмидесятые.
При всём уважении к Донатасу Банионису, его Крис Кельвин показался мне равнодушным и отстранённым.
Хари в исполнении Натальи Бондарчук какая-то искусственная, что ли. Правда, потом узнала, что в этом и состоял замысел Тарковского: показать, как постепенно очеловечивается существо, созданное Океаном.
Снаут в исполнении Ярвета и Сарториус в испонении Солоницина очень убедительны.
Символику Тарковского поняла не полностью.
Вот как даётся расшифровка метафор фильма:
Крис Кельвин на неопределенный срок отправляется на космическую станцию, находящуюся на орбите планеты Солярис. Отец считает сына неготовым к такому испытанию, но подобно евангельскому отцу все-таки отпускает его в путь и даже дает ему знак сыновства. В данном случае это реликвия – документальная пленка об их семейном прошлом, которая одинаково дорога обоим.
Как нами уже отмечалось, Тарковский проводит и визуальные параллели с евангельской притчей о блудном сыне. В начале это рисунок «Польский всадник», который в оригинале называется «Блудный сын покидает отчий дом»: в сценах прощания Криса с Землей несколько раз появляется красивейший жеребец, окутанная тайной символика которого в свое время вызвала большие разногласия. Самого Андрея Арсеньевича часто спрашивали, что означают в его фильмах ветер, дождь, огонь, конь, черная собака, рыба и еще множество разных вещей, что у него вызывало смущение, и он отвечал:
«дождь, огонь, вода, снег, ветер – все это часть материального мира, в котором мы обитаем. Я верю в жизненные истины и рассказываю о них. Соответственно, я удивляюсь, когда мне говорят, что люди не в состоянии получить удовольствие просто от созерцания природы, когда это с такой любовью перенесено на экран, а должны искать какую-то скрытую мысль, которая, как они чувствуют, должна там быть.»
Однако очевидно, что это объяснение все-таки не является совсем откровенным. Например, вода как стихия, трижды использованная в фильме, бесспорно, является символом очищения. Вначале это — ливень перед отправлением Криса, к которому он совершенно нечувствителен, поскольку не готов к очищению; во второй раз это — вода, которой мать омывает запачканную десницу Криса, и в третий раз — это совершенно непонятная теплая вода неизвестного происхождения, струящаяся с потолка при возвращении в отчий дом, незаметно увлажняющая спину и плечи отца Криса, — это, несомненно, слезы сыновнего раскаяния.
Рембрандтовский юный жеребец, который напугал пришедшего в гости мальчика, — символ той неуемной юношеской энергии, которая побудила блудного сына покинуть родной кров; однако здесь же появляется пожилая женщина, видимо, тетя Криса (ее роль исполняет директор предыдущего фильма, талисман и административный покровитель Тарковского Тамара Огородникова), которая объясняет мальчику, что конь сам по себе вовсе не страшен. Страшен не конь, а его безудержное, неукротимое стремление к необузданной скачке.
( символика Тарковского в"Солярис" )
Я посмотрела фильм в восьмидесятые.
При всём уважении к Донатасу Банионису, его Крис Кельвин показался мне равнодушным и отстранённым.
Хари в исполнении Натальи Бондарчук какая-то искусственная, что ли. Правда, потом узнала, что в этом и состоял замысел Тарковского: показать, как постепенно очеловечивается существо, созданное Океаном.
Снаут в исполнении Ярвета и Сарториус в испонении Солоницина очень убедительны.
Символику Тарковского поняла не полностью.
Вот как даётся расшифровка метафор фильма:
Крис Кельвин на неопределенный срок отправляется на космическую станцию, находящуюся на орбите планеты Солярис. Отец считает сына неготовым к такому испытанию, но подобно евангельскому отцу все-таки отпускает его в путь и даже дает ему знак сыновства. В данном случае это реликвия – документальная пленка об их семейном прошлом, которая одинаково дорога обоим.
Как нами уже отмечалось, Тарковский проводит и визуальные параллели с евангельской притчей о блудном сыне. В начале это рисунок «Польский всадник», который в оригинале называется «Блудный сын покидает отчий дом»: в сценах прощания Криса с Землей несколько раз появляется красивейший жеребец, окутанная тайной символика которого в свое время вызвала большие разногласия. Самого Андрея Арсеньевича часто спрашивали, что означают в его фильмах ветер, дождь, огонь, конь, черная собака, рыба и еще множество разных вещей, что у него вызывало смущение, и он отвечал:
«дождь, огонь, вода, снег, ветер – все это часть материального мира, в котором мы обитаем. Я верю в жизненные истины и рассказываю о них. Соответственно, я удивляюсь, когда мне говорят, что люди не в состоянии получить удовольствие просто от созерцания природы, когда это с такой любовью перенесено на экран, а должны искать какую-то скрытую мысль, которая, как они чувствуют, должна там быть.»
Однако очевидно, что это объяснение все-таки не является совсем откровенным. Например, вода как стихия, трижды использованная в фильме, бесспорно, является символом очищения. Вначале это — ливень перед отправлением Криса, к которому он совершенно нечувствителен, поскольку не готов к очищению; во второй раз это — вода, которой мать омывает запачканную десницу Криса, и в третий раз — это совершенно непонятная теплая вода неизвестного происхождения, струящаяся с потолка при возвращении в отчий дом, незаметно увлажняющая спину и плечи отца Криса, — это, несомненно, слезы сыновнего раскаяния.
Рембрандтовский юный жеребец, который напугал пришедшего в гости мальчика, — символ той неуемной юношеской энергии, которая побудила блудного сына покинуть родной кров; однако здесь же появляется пожилая женщина, видимо, тетя Криса (ее роль исполняет директор предыдущего фильма, талисман и административный покровитель Тарковского Тамара Огородникова), которая объясняет мальчику, что конь сам по себе вовсе не страшен. Страшен не конь, а его безудержное, неукротимое стремление к необузданной скачке.
( символика Тарковского в"Солярис" )
